Был ленивый июнь. Солнце нагревало стены девятиэтажных панелек. Между домами кружился тополиный пух.
Школа только закончилась. Впереди было необъятное лето. Мы с братом сидели дома. Район был гоповской, с гопниками мы не дружили. Нас устраивало играть в приставку дома.
— Приехал Денис, — сказала бабушка.
Денис — племянник соседки, иногда приезжал к ней погостить. Соседка тетя Галя и ее муж дядя Валера были алкоголиками, их дочь Наташка сидела за продажу наркотиков, а внук Сашка был малолетним оборвышем лет на 10 младше нас, с ним было неинтересно.
А вот Денис — другое дело. Чуть старше нас, он был заводилой. Каждый его приезд сулил нечто веселое. С Денисом мы играли в нашу приставку, ходили играть в футбол и катались на велосипедах и скейтборде — тоже на наших. А главное — с ним мы не боялись выйти на улицу, потому что он был по сути гопник и умел с ними договариваться.
От Дениса пахло сигаретами и приключениями. Он научил нас разным выражениям.
— Кончать будешь жену в постели! — орал он мне мне, когда я говорил «Кончай, а?», чтобы он уже отдал мне мяч.
— Не трамвай, объедет! — а это про автомобили, которые проезжали по двору, когда мы играли в мяч. Денис уступал им дорогу с большой неохотой. Денис был крутой.
В тот день он зашел почти сразу же, и мы пошли на улицу играть в мяч.
Мы стояли в тени большого тополя и пинали мяч в стену соседнего дома — кто забросит выше. Я чувствовал себя необычайно могущественным рядом с Денисом. Можно было никого не бояться, пинать себе мяч, грязно ругаться и не уступать дорогу проезжающим машинам.
Иногда по залитому солнцем двору проходили прохожие. Тогда Денис брал мяч на себя, стараясь пнуть его в стену так, чтобы он пролетел как можно ближе к прохожему. Пинал Денис сильно — мяч летел как пуля, звонко ударялся о сплошную панельную стену и так же стремительно возвращался. У меня каждый раз замирало сердце. Но у Дениса получалось идеально, и я одновременно и боялся попасть мячом в кого-то, и радовался, что с нами есть такой крутой сосед.
Примерно через час в дворе показалась женщина в огромных очках и с высокой прической. Это была наша учительница музыки Светлана Евгеньевна. Строгая до той степени, до какой может быть строгой учительница по такому несерьезному предмету, как музыка. На её уроках мы пели песни времен СССР, особенно военных лет. Светлана Евгеньевна запускала фонограмму на кассетном магнитофоне и шла между рядами, вслушиваясь, кто как поет. В конце урока выставляла оценки — все до единой пятерки. Потом садилась за пианино и играла, а мы так же пели хором. Это были легкие уроки, на которых нужно было лишь петь. Легче были только уроки по рисованию.
Мы пинали мяч, а Светлана Евгеньевна медленно шла по двору, щурилась от июньского солнца, в руке ее был стаканчик мороженого. Я подскочил к Денису и попросил его пока не пинать, потому что идет моя учительница.
— Не ссы! — сказал Денис и отобрал у меня мяч. Мое сердце моментально остановилось, дыхание перехватило.
Денис врезал по мячу. Тот ракетой пролетел мимо Светланы Евгеньевны, ударился об стену со стальным звоном, отскочил и вернулся к Денису. Светлана Евгеньевна будто не заметила, она продолжала свой путь по двору, даже не посмотрела в нашу сторону. Я начал немного дышать.
Денис не унимался. Мяч летал туда-сюда, тяжело бахая об стену, об асфальт и опять об стену. Он пролетал то перед лицом Светланы Евгеньевны, то — за ней, то — над. Светлана Евгеньевна уже приближалась к выходу с участка, подвластного нашему мячу. Я почти восстановил дыхание. Еще немного — и можно не бояться и снова дышать как раньше.
Денис в последний раз взял мяч в руки, помедлил секунду и что есть силы пнул.
Я увидел, как разлетелось фонтаном мороженое. Как Светлана Евгеньевна корчится и отклоняется куда-то вбок. Как ее очки, кувыркаясь, шкрябают стеклами по горячему асфальту. Как звонко и весело скачет по тротуару мяч. Как Денис, ухмыляясь, медленно отступает назад, в тень большого тополя.
Я бегу к Светлане Евгеньевне. Что-то лопочу. Я извиняюсь, глубоко сожалею и, к своему ужасу, улыбаюсь. Пытаюсь руками стирать мороженое с ее блузки, она отпихивает меня, бормочет что-то вроде «Да… ничего…». Достает платок, вытирает лицо. Кажется, у нее кровь на губах. Я отбегаю и поднимаю очки — к счастью, целые. Светлана Евгеньевна берет их трясущейся рукой, вытирает платком, надевает, не смотрит на меня. Мои щеки горят. Я все еще как идиот улыбаюсь, безуспешно пытаюсь сделать максимально грустное лицо. Складываю руки ладонями вместе и еще раз умоляю извинить нас. Светлана Евгеньевна снова бормочет «Да ничего… страшного…». И всё смотрит куда-то вдаль, только не на меня.
Светлана Евгеньевна идет вперед, как-то слишком сильно выпрямившись. Я отхожу от нее, пятясь назад, со страхом провожаю ее взглядом. Опустив голову, иду подбирать мяч…
Денис стоял в тени большого тополя, с интересом разглядывая свои ногти. Я сказал, что мы, наверное, пойдем домой. Он кивнул, поднял на меня глаза и невозмутимо кивнул еще раз. Мы ушли, прихватив наш мяч.
Осенью в школе снова начались уроки музыки. Светлана Евгеньевна всё так же включала кассетник и шла между рядами, прислушиваясь, а потом садилась за пианино и играла. Мне она не сказала ни слова. Казалось, что она ничего не помнит про лето. Словно ничего и не было. Я боялся посмотреть на нее весь год. Хорошо, что это был последний год уроков музыки.
С Денисом мы больше не ходили на улицу. Он по-прежнему приезжал к тёте и несколько раз заходил за нами. Но мы всякий раз то болели, то просто были заняты. Потом он перестал заходить.
По правде сказать, в мяч я вообще играть не очень люблю. Если только с кем-нибудь крутым.
Блокировкам посвящается.
— Алексей Алексеевич, у нас за сутки пятьсот новых заявок на платную разблокировку и почти десять тысяч — на бесплатную! — тараторили в трубке.
— Отлично, платные вперед, остальные — как получится. Что ещё?
— От полиции запрос, на севере столицы предполагается сходка нежелательных элементов. Просят оказать помощь.
— Хорошо, отправьте и разверните блок-дроны, где скажут. Ещё есть?
— Да, Алексей Алексеевич… — голос замялся. — Вчерашний запуск стал самым крупным за полгода, мы зацепили половину «Бубла», вырубили почти весь «Авалон». Кое-кто из наших пострадал…
— Цель оправдывает средства, помнишь?
— Помню, но…
— Блять, опять твои «но»! Конь педальный! Ну кто там из наших пострадал?
— В Крыму вырубились контроль-серверы на станции, пришлось все отключить. Опять сидят в темноте, но теперь к ним совсем нет доступа дистанционно. А еще звонили из «ВМесте» и «Спандекса». Типа, мы опять заблокировали и часть их сетей, а это уже серьезно. И они требуют разъяснений.
— А они заказывали платные… кхм… услуги в этом месяце?
— Нет, давно не заказывали уже…
— Ну ты что, забыл, что им надо говорить в таком случае? Что мы не имеем к этому отношения!
— Но как, ведь мы… Это ведь наши, мы их, типа, поддерживаем…
— Идут они в жопу!
— Ладно… А что по электростанции?
— Ты, блять, меня не понял?! Мы! Не! Имеем! К этому! Отношения!
— Понял, простите, Алексей Алексеевич…
— Запомни уже: цель оправдывает средства! Все, отбой! Долбоёбы, блять…
Пожаров раздраженно ударил смартфоном, затянутым в мягкий кожаный чехол, по столу, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как учил психотерапевт. Удалось немного успокоиться.
— Цель оправдывает средства… — задумчиво пробормотал он. Пожаров очень любил эту поговорку, вворачивал ее в диалогах с подчиненными по несколько раз на дню. Он даже заказал плакат с этой фразой, что красовался теперь напротив его обширного стола, прямо под фотографией Главного. Тот смотрел с портрета в скромной деревянной рамке беззлобно и с одобрением. Казалось, что он больше всех одобряет именно его ведомство — «Госинфконтроль», и особенно персонально его — Пожарова.
Алексей Алексеевич откинулся на широкую спинку огромного кожаного кресла. Вытянул под столом ноги до хруста, запрокинул голову и закрыл глаза.
Тяжелое сизое небо, непролазные джунгли вокруг, моросит мелкий дождь. Он — древний охотник, возглавляющий самый главный в своей жизни поход на самого страшного Зверя. Хотя, нет, не возглавляющий. Он один на этой войне. Ему очень нравилось думать, что он уже давно один. Всех остальных Зверь растерзал и развеял их останки под низким враждебным небом. Остался только он и Зверь. Лицом к лицу. Оба — опасные исчадия ада. Порождения преисподней. Дети сатаны. И в живых останется только один…
В грёзах Пожарова очень часто мелькали фразы из каких-то фильмов.
Ведь в его жизни все было натурально и нешуточно, прямо как в эпичном кино с непременным хэппи-эндом. Зверь, когда-то случайно забредший на подконтрольную ему территорию, медленно но верно сам же толкал себя к погибели. Подпитываемый энергией далеких запредельных царств, он вёл себя здесь из года в год все наглее, самоувереннее. Сначала мелко гадил втихую, подтачивая устои и нарушая мелкие запреты. А потом совсем оборзел и стал действовать в открытую. И ему — Алексею Алексеевичу — было поручено Зверя, так сказать, усмирить. Не уничтожить совсем, а мягко придушить до состояния, чтобы Зверь бы стал послушным и ласковым.
И Пожаров вышел на Большую Охоту. Это было примерно три года назад.
Да, война со Зверем слегка затянулась. Некоторые особо наглые щупальца вырастали вновь и вновь, и чтобы добраться до них, приходилось уничтожать всё без разбора в довольно большом радиусе. Алексею Алексеевичу очень нравилась сама метафора Зверя, но его цельный образ он представлял весьма смутно. Ясно видел только вот эти многочисленные щупальца. На манер живого леса они наступали со всех сторон, скользя и извиваясь. Между ними с огромным мечом носился он — Алексей Алексеевич — и рубил! Рубил с разворота, рубил с размаха и исподтишка, рубил, раскручиваясь, рубил исступленно и яростно. Взбирался на самые высокие горы и рубил там, падал в самые глубокие впадины, чтобы вырубить адскую поросль до конца. Мир вокруг был устлан обрубками щупалец, но он рубил и рубил без устали, иногда подбадривая себя басовитым, совсем не свойственным себе, воинственным криком.
Время от времени срубались и хорошие, полезные щупальца, и тогда со всех сторон доносились жалостливые всхлипывания сограждан, пострадавших от этой войны, но Пожаров успокаивал себя, что это — необходимые жертвы в борьбе с опасным Зверем. Цель оправдывает средства, так сказать, ха-ха! По правде сказать, он был Богом.
Финансовых бед ведомство не знало уже давно: законопослушный мелкий бизнес мог за определенную мзду разблокировать ошибочно заблокированные ресурсы. «Крупняку» же кулуарно было предложено в рамках действующей программы по импортозамещению блокировать конкурирующие зарубежные сервисы. Мзда за это была уже нешуточная, но первые месяцы от желающих не было отбоя…
Смартфон на столе коротко звякнул. Пожаров недовольно приоткрыл один глаз, мельком взглянув на экран. Это было сообщение в «Телетайпе», секретарша напоминала про завтрашний госсовет с его участием. Как будто он не помнил!
Ха, «Телетайп»… Смешно, но когда-то именно этот небольшой юркий мессенджер и послужил формальным поводом для начала войны со Зверем. Его разработчик, хамоватый юный миллионер Вадим Буров, так раздражал всех, особенно безопасников, что в начале войны они устроили пальбу буквально из всех орудий. Первые массовые блокировки были нацелены именно на «Телетайп». Ирония была в том, что страдал кто угодно, кроме «Телетайпа» — ему каждый раз удавалось просочиться сквозь фильтры и отключения. Безопасники исходили бессильной злобой, либеральные журналисты строчили едкие пасквили, интернет-шутники генерировали тонны мемов. Даже Главный стал вежливо интересоваться, что происходит и почему это нельзя прекратить.
Буров же, «вазелиновый мальчик», как его меж собой в шутку называли сотрудники ведомства, воодушевленный всей шумихой, даже попытался выставить себя борцом за свободу слова и лидером некоего «цифрового сопротивления». Неизвестно, к чему бы это привело в итоге, но спустя полгода после начала войны Буров скоропостижно скончался при до конца не выясненных обстоятельствах. На совершенно пустынном шоссе его спорткар на скорости 200 километров в час впечатался в огромную фуру. Все участники аварии погибли, свидетелей не было, никаких записей с камер не сохранилось. Расследование закончилось ничем, на Западе пошумели месяцок, да успокоились. Всю команду «Телетайпа» вместе с брендом за бесценок отжал у инвесторов «Спандекс», и более никаких проблем с мессенджером не было. И это была первая крупная победа в масштабной войне со Зверем.
Но война продолжалась. Кроме массовых блокировок они за это время научились и массе других трюков.
Например, ко всем мало-мальски популярным блогерам и интернет-шутникам были приставлены боты-фолловеры, по внезапной массовой жалобе которых сами блог-сервисы автоматически на какое-то время блокировали несчастных до выяснения обстоятельств.
А совсем недавно они научились — и это была особая гордость Пожарова — блокировать изображения с камер и видеорегистраторов автомобилей. Научились после того, как один особо деятельный представитель так называемого «креативного» класса заснял и выложил видео, как в него стреляли из машины с правительственными номерами в центре столицы. Скандал тогда был — мама не горюй! Даже Главный тогда во время «Прямой линии» вынужден был заверять всех, что это провокация Запада, и что номера были поддельные, и что такой автомобиль никогда не числился на балансе правительства.
А теперь ведомство Пожарова умело не только выключать все микрофоны и видеокамеры в определенном радиусе по щелчку, но и блокировать мобильники. Никто больше ничего не снимет и не выложит куда не надо! Спасибо блок-дронам!
Да, в начале войны и правда было много косяков, и Главный неоднократно и журил и ругал «Госинфконтроль», но для Пожарова пока все обходилось лишь вызовами «на ковёр». Впрочем, с каждым вызовом уверенность в своей безнаказанности у Алексея Алексеевича таяла.
Самым неприятным проколом был эпизод с самолетами примерно год назад. При этом воспоминании у Пожарова неприятно заныло в животе. Тогда, по нелепой случайности, в пылу производственного куража под блокировочный каток попала инфраструктура одного из аэропортов столицы. Самая массовая авиакатастрофа в человеческой истории не произошла лишь чудом — Пожаров сам до конца не понимал, как именно они тогда спасли ситуацию и что точно сделали для восстановления системы. Но, кажется, именно после этого случая и долгого разговора по душам с Главным Алексей Алексеевич начал регулярно посещать психотерапевта…
Боль в животе усилилась. Пожаров встал из-за стола, подошел к шкафу. Привычку держать в рабочем кабинете графин с бурбоном он подсмотрел в фильмах. Налил стакан до половины и немедленно, одним залпом, выпил. Тепло разлилось по желудку и медленно поползло по телу. Болезненный ком в животе пропал.
Он вернулся в свое кресло. Да, чёртов аэропорт… Тогда начался не только психотерапевт. Кажется, именно тогда он стал почти каждый день выпивать на работе. И еще после.
Разумеется, это Зверь довёл его до болезней и выпивки. Впрочем, эти неудачные столкновения со Зверем теперь были уже в прошлом. Мало кто знал, что все эти «грязные» блокировки и прочие фокусы — лишь разминка, репетиция. Настоящее представление было впереди.
О, что это планировалось за представление! Даже в правительстве лишь избранным было известно, что вот уже полгода в пяти регионах страны круглые сутки строились огромные подземные бункеры. От них во все стороны расходились толстые трубопроводы, защищённые покруче нефтяных. В трубах были проложены сотни кабелей каждый в руку толщиной. Часть труб уходила магистральным провайдерам и мобильным операторам, часть — за границу. Трубы соединялись внутри бункеров, в чревах дата-центров. За секунду они могли пережевать сотни петабайт трафика. Миллиарды сообщений, изображений, видео и других файлов — истинная пиковая мощь серверов была неизвестна даже их разработчикам. Поиск запрещённых материалов, определённых ключевых фраз и прочей потенциально опасной для населения информации — нейросети вылавливали, анализировали и, если надо, редактировали данные так, как это было нужно. Заменяли слова, имена, жонглировали смыслами. На первых порах — с вмешательством человека, потом — в автоматическом режиме. Тексты, картинки — в первую очередь. Во вторую — видео и даже речь. Все неблагонадёжные первыми попадут «на карандаш». Никто не сможет доказать, что он чего-то не писал, не говорил и даже — что где-то не появлялся. Защита информационной безопасности государства станет абсолютной!
Обработкой всей циркулирующей в государстве информации займутся четыре из пяти дата-центров. И ещё будет пятый. О, этот прекрасный пятый бункер! При мысли о том, чем именно будет заниматься пятый бункер, у Алексея Алексеевича начинало сильнее стучать сердце, потели ладони, а на лице появлялась напряжённая улыбка.
Весь проект носил название «Купол». Алексей Алексеевич вынашивал его идею с начала двухтысячных, тогда же начал первые робкие разработки с небольшой командой. Название тоже придумал сам. Теперь, когда замысел набряк, оброс мясом и, можно сказать, был уже без пяти минут реализован, Пожаров буквально не находил себе места от нетерпения.
У Зверя не останется никаких шансов после запуска «Купола». А особенно — пятого дата-центра! Зверь окажется, что называется, под «Куполом», ха-ха!
Это был проект всей его жизни. Это был его ребёнок. Это был он сам. За двадцать с лишним лет обдумывания и разработки он сросся с «Куполом» в единое целое. Пожарову часто снилось, что с его детищем происходит что-то нехорошее: его закрывают, его крадут, его неправильно запускают. Что его вызывает Главый и отбирает у него «Купол». Пожаров вскакивал среди ночи вспотевший, испуганный, с комком в животе, и до утра уже не ложился. Утром оформлял себе командировку и немедленно летел в одно из пяти регионов дислокаций бункеров — проверять, как идёт монтаж. Ему казалось, что если что-то с «Куполом» пойдет не так, в эту же минуту он и сам исчезнет. Умрет от нервного истощения или сердечного приступа.
Тяжёлое сизое небо, сияющая снежная вершина. Пожаров легко взбегает на неё, набирает в грудь воздуха и что есть силы ревёт:
— Зверь!! Ты слышишь меня?! Я усмирю тебя любой ценой!! Цель оправдывает средства!..
«Здесь так красиво, я перестаю дышать. Звуки на минимум, чтобы не мешали…» — зазвучало в пространстве.
Пожаров открыл глаза. На столе верещал смартфон. Кто-то бесцеремонно посмел вырвать его из победоносных грёз. Номер на экране был незнакомым. Алексей Алексеевич раздраженно схватил аппарат и вскочил с кресла.
— Алло! Кто это?! — зарычал он.
— Алексей Алексеевич Пожаров? — спросил незнакомый голос, холодный и резковатый.
— Да! Кто это?!!
— Это из пятой городской больницы. Вам Татьяна Михайловна Пожарова кем приходится?
По пальцам, державшим трубку, вдруг пробежала слабость. Комната накренилась. Пожаров хотел что-то ответить, но во рту пересохло, и можно было только судорожно сглатывать. Он плюхнулся обратно в кресло.
— Алексей Алексеевич? — буднично повторили в трубке.
— Да-да… Это мама… — Алексей Алексеевич не слышал собственный голос, в ушах стучали там-тамы.
— Привезли час назад. Острая сердечная недостаточность, терминальная стадия.
— Я сейчас приеду… что можно сделать?! СДЕЛАЮ ЧТО УГОДНО!! — его голос сорвался на писк, совсем не похожий на тот страшный рёв, которым совсем недавно разговаривал со Зверем.
— Алексей Алексеевич, успокойтесь. Не надо приезжать, в реанимацию не пускают. Нужна срочная пересадка от донора, но…
— Конечно! Любые деньги! Чтоб без очереди! — голос вернулся к Пожарову и теперь он орал в трубку. — Я сейчас всё решу! Я сейчас приеду!!
— Говорю же, не надо приезжать, вас все равно к ней не пустят. Дело не в деньгах… — голос осекся… — Мне очень жаль, Алексей Алексеевич, но срочная пересадка сейчас невозможна. Мы ничем не можем помочь.
— Что?! Почему невозможна?! — комната снова начала крениться. Там-тамы совсем озверели.
— Дело в том… что у нас со вчера сбоит система поиска доноров… Компьютерщик наш сказал, что, видимо, из-за блокировок «Госинфконтроля» что-то сломалось. Мы звонили туда, там говорят, что это не они.
— Что?! Да вы знаете, кто я?! — он захлопал глазами от возмущения.
— Алексей Алексеевич, нам все равно, кто вы. — Голос стал чуть раздраженным. — Говорю же, система не работает, а вручную обзвонить сотни клиник, чтобы узнать, где есть подходящие вашей матери доноры, сами понимаете… Когда-то был единый телефонный центр, но его уже как лет пятнадцать заменили на программу. Мне очень жаль, Алексей Алексеевич…
— Сколько?? Сколько есть времени? — заорал Пожаров.
— Мы не знаем… Вероятно, счёт идет на часы… — неуверенно протянули в трубке.
— Подождите! Сейчас… Я вам перезвоню!
Пальцы вспотели, экран реагировал на прикосновения через раз. Мысли скакали, как попкорн на раскаленной сковороде. Боже, как же хорошо, что можно всё быстро исправить! И всё заработает!
— Да, Алексей Алексеевич?
— Срочно!!! Откатывай всё к ебеням!! Всё, что можно!!
— Что именно?..
— Всё! Большую блокировку — которая два дня назад — вот её!!
— Но… Алексей Алексеевич, что случилось?
— Ничего… не случилось, неважно! Я просто… сказал откатывай обратно!.. — говорить не хватало дыхания, как будто он только что поднялся пешком в своей кабинет на 17-й этаж.
— Послушайте, Алексей Алексеевич… Я не знаю, что там у вас случилось, но мы не можем так просто всё откатить…
— Это ещё почему?!
— Вернее, технически можем, но… Вы не забыли? Завтра заседание комитета по внутренней безопасности. На нём, в том числе, будут разбирать эффективность нашей работы и вопросы дальнейшего финансирования. Будет Главный. Если всё откатить, завтра к утру утру это будет в половине СМИ. Вы помните, что Главный сказал в прошлый раз?
— Что?.. — по спине Пожарова уже текли холодные струи. Он, конечно, помнил.
— Что у нас слишком много власти для такого количества косяков. Думаю, если мы сделаем столь крупный откат, то фактически признаемся в очень крупной ошибке. И в этот раз у нас всё заберут… и «Купол». Безопасники давно на него облизываются… Особенно после ммм… случая с аэропортом.
— Слушай, да мне посрать!! Это очень-очень важно, понимаешь? Буквально вопрос жизни и смерти! Срочно!.. — взвыл Пожаров.
— Насколько срочно, Алексей Алексеевич? Ну… если… гипотетически предположить, что мы запустим процедуру отката прямо сейчас… То первые адреса заработают через почти сразу… А последние — через сутки.
— Слушай! Слушай! А если нам, допустим, очень-очень надо получить доступ к какому-то заблокированному сайту, мы что делаем?!
— Мы-то? Мы ничего не делаем. Нам не надо. Раньше можно было ткнуть в случайный забугорный прокси-сервер, но теперь девяносто девять попыток из ста не сработают. Мы за три года неплохо поработали, Алексей Алексеевич, сами знаете… — казалось, на том конце заулыбались.
Пожаров молчал. Он знал. За время войны со Зверем сервера для обхода блокировок истребили почти полностью. Их, можно сказать, зачистили на несколько раз, а то, что ещё трепыхалось, для верности долбанули ядерным взрывом и засыпали хлоркой.
— Слушай… А что нас спасло тогда… когда аэропорт был? — искорка надежды все еще дёргалась перед глазами, медленно плясала в кромешной черноте.
В трубке вздохнули.
— Чудо, Алексей Алексеевич. Условно назовём его «руки из жопы». Сейчас такое чудо уже не случится, сотрудников заменили, все руки пересадили куда надо! — в трубке развеселились.
— Я тебе перезвоню… — медленно выговорил Пожаров и отключился. Аккуратно положил телефон на стол. Вытер мокрые от пота ладони о пиджак. Уже в который раз за сегодня откинулся на спинку кресла.
Помощник был прав. Откат такого масштаба не пройдёт незамеченным и, скорее всего, вызовет неудобные вопросы. На них придётся отвечать завтра же, на госсовете. И завтра же, наверное, у него и отберут «Купол».
Он представил, как мама сейчас лежит там, в реанимации. Недвижимая, подключенная ко множеству каких-то аппаратов, со всеми этими иглами в руках и трубкой из носа… В глазах у Пожарова защипало. Карьерные планы длиной в годы, подземные бункеры с дата-центрами и многочасовая ругань с безопасниками померкли перед этой простой картинкой. Да пошло оно всё!
Со стены по-прежнему одобрительно смотрел портрет Главного. Под ним на полстены лентой раскинулось «Цель оправдывает средства!» Каждая буква надписи сейчас горела, выжигая себя на сетчатке и впечатываясь в мозг.
— А не пошёл бы ты тоже!? — зло обратился Пожаров к портрету и набрал номер.
— Алексей Алексеевич?
— Откатывай.
— Но как…
— Я! Сказал! Откатывай!!! — заорал он.
В трубке молчали.
— Тебе что-то не ясно? — медленно проговорил Пожаров. В животе опять заныло. Пальцы, сжимавшие аппарат, снова побелели.
— Нет, Алексей Алексеевич, всё ясно. Будет сделано, — лаконично отчеканили в трубке и отключились.
Пожаров поднялся из-за стола и медленно, на ватных ногах, подошёл к шкафу. Открыл его, достал бокал и графин с бурбоном, налил и одним залпом опрокинул. Затем налил и снова опрокинул. В голове прочистилось, мысли перестали скакать, ком в животе рассосался.
Пожаров нашел в телефоне номер, с которого ему недавно звонили.
— Алло… Это Алексей Алексеевич Пожаров.
— Да, Алексей Алексеевич? — голос звучал, кажется, немного удивленно.
— Ищите сердце для мамы! Я разобрался с блокировкой. Системы должны заработать! Проверяйте!
— Алексей Алексеевич… — слышно было, как трубку прикрыли рукой, что-то спросили в сторону. На лице Пожарова в эти секунды расцветала дурацкая улыбка.
— Алексей Алексеевич… — голос слегка замешкался. — Нам очень жаль. Ваша мама только что умерла.
— Что?!! — просипел он.
— Нам очень жаль… — холодно повторили в трубке. — Примите соболезнования.
— П… понятно… спасибо… — одними губами прошелестел Алексей Алексеевич.
Он уже не понимал, что случилось с телефоном в его руке. Он не понимал, что произошло с его рукой. Комната плясала. Живот горел. Сизое небо сделалось красным. Там-тамы в ушах оглушали его.
Удар. Еще удар. Слева. Справа. Прямо в сплетение нервов. Огонь в животе. Даже проливной дождь не может его потушить. Белоснежная вершина залита кровью. Зверь наступает ему на грудь. Зверь смеётся. Это конец. Всё.
У него больше никого нет. Мама умерла. Завтра у него отнимут проект всей жизни. У него больше нет его самого. Всё кончено. Уже нет ни цели, ни средств. Удар. Ещё удар. Зверь издевается над ним. Зверь пинками гонит его куда-то.
На ватных ногах, под градом ударов, Пожаров куда-то идёт. Комната пляшет, он идет на свет впереди. Окно.
Он распахивает створку. Небо невыносимо синее. Дождь уже не идёт. Никаких вершин, залитых кровью. В лицо бьёт теплый майский воздух. Внизу струйки автомобилей. С семнадцатого этажа все выглядит ненастоящим. Ветер доносит откуда-то обрывки бравурной музыки.
Никому дела не будет. Его выбросят на свалку. Теперь его даже некому будет жалеть. Хер с ними со всеми. Пошли они все. Пошли.
Теплый ветер приносит облегчение. Мысли заканчиваются. В голове теперь только приятная теплота. Там-тамы в ушах замолкают.
Алексей Алексеевич ставит одну ногу на подоконник…
* * *
— Думаешь, поверил?
— Похоже, да: очень всрато звучал, в конце особенно! Наберём опять тыщ под сто лайков!
— И угроз…
— Да пошли они! Хер найдут.
— Угу. Симку разрежь, не забудь.
— Уже.
(май 2018)
Был знойный июльский день.
Город страдал под тяжёлыми лучами аномально буйного сибирского солнца. В воздухе пахло не то бензином, не то выбросами какого-то химического комбината. Я, в классических брюках и прилипающей к телу рубашке, с тяжелой сумкой через плечо, плёлся по выщербленной пыльной дороге через совершенно пустынную и тихую местность. С одной стороны высились какие-то бесконечные заброшенные стройки, с другой — кособочились полуразвалившиеся дома с грязными окнами и потемневшими от времени крышами.
В тот день меня занесло на окраину города, туда, где промзона из десятка эвакуированных во время войны заводов плавно перетекает в кособокие дома частного сектора, что тянутся ещё далеко-далеко, до самой реки. Приехав к заказчику на такси, не застав его, несмотря на договоренность, я оставил флешку с файлом и обратно решил добираться пешком, ибо денег на обратное такси уже не было. Где находится ближайшая остановка, я представлял лишь примерно. В этом районе города я раньше никогда не бывал.
Вокруг не было ни души. Откуда-то издалека доносился идеально-ритмичный звук забиваемых свай. Эхо от него заполняло собой всё окружающее пространство, и неподвижный воздух отзывался, вздрагивая своим душным бензиновым телом.
Я брел по дороге. Жара давила на плечи и стискивала виски, пыль и бензин лезли в горло, а далекий звук огромного молота насиловал мозг.
Я поднял глаза от пыльной дороги и увидел на обочине большой джип. Дверь со стороны водителя была открыта нараспашку. Поравнявшись с автомобилем, я увидел, что в кресле сидит здоровенный мужик. Вернее, он не сидел, а лежал на руле и не подавал никаких признаков жизни. На одну руку он навалился телом, а вторая свисала плетью вниз. Меня, несмотря на зной, прошиб холодный пот: я нашел труп!
Как-то сидел и решил написать обсурдистские полезные советы насчет Нового года. Потом подключился друг. Вот что в итоге получилось.
Есть у меня несколько начатых, но недописанных рассказа (повести? романа?). Парочку, пожалуй, покажу вам (остальные довольно вкусные, а один так вообще бомба). Дописывать их уже не собираюсь. Можете взять и сочинить дальше, я против не буду)
Черепашки Ниндзя
Игры делились на лоховские и «босячие». К первым относились всякие марио, тетрисы и лодеруннеры. Ко вторым — довольно редкие почему-то «Черепашки ниндзя 3», «Чип и Дейл» и «Контра».
Мне так и не довелось пройти эту игру. Не мог убить этого босса, и думал, что это он слишком сложный. Много позже случайно выяснилось, что у меня был дефектный картридж с бессмертным Шреддером.
Как-то я пришел к Максу, а он такой с порога: «Мне папа пообещал подарить «Черепашек Ниндзя 3!!!» Ух и радовались мы с Максом, особенно почему-то я. Правда, было условие: только если Макс сделает сейчас в квартире уборку. И конечно, Макс бы с радостью потом дал мне картридж поиграть, да вот боится, что не успеет к приходу родителей пропылесосить…
Читать дальше →
В пятом классе мы переехали на новую квартиру, и я попал в другую школу. Это была суровая гоповская школа, со всех сторон окруженная гоповским районом.
В первый же день мне рассказали историю, как один мальчик из нашего класса, Витя, вчера придушил другого мальчика. Придушил, и держал до тех пор, пока тот не описался от страха. История меня очень воодушевила. Сразу было понятно, что школа была чоткая.
Читать дальше →
Как-то дааавным-дааавно я написал вот такую мини-пьеску. Такого, конечно, никогда не было. Все имена и события вымышлены, все совпадения с реально существующими лицами и организациями — чистая случайность.
ПРИСТУП 1.
(Медиа-группа «СФЕРА БЛЕВАНИЯ» и никому не известный барнаульский дизайнер Демидий Мукалякин)
МГ «СФЕРА БЛЕВАНИЯ»: — Ой, ой. бедные мы бееедные… бюджетов нет, а сайт страсть как нужен. Демидий, нарисуете нам красивый макет? (танцуют вокруг Демидия, однообразно завывая и выделывая кренделя голым задом)
Тоха был очень занят — он сидел на корточках. Мимо проходили некоторые люди, они видели Тоху и сразу понимали — да, он очень занят. И уважали его. Потому что Тоха бы им показал, что он реальный пацан, еслиф чо.
Сидеть на корточках было очень зыко. И полезно. Пацаны говорили, что так ноги накачиваются. Сами пацаны и их ноги были очень тощими и ссохшимися. Решили, что это либо от водки, либо от школы. Пацаны единогласно склонялись ко второму варианту.
— Вот ты говоришь — нельзя так. А как же с ними? Вона они какие стали… Старших не слушают совсем… Давеча приехали — папка, дай денег! Ну, это младший… Старший вообще со мной не разговаривает! А где я ему денег возьму — нету их, денег-то…
Последний день лета догорал на кончике папиросы, дрожавшей в руке Григория Палыча. Он бросил окурок на землю, помолчал, и тут же закурил новую.
Читать дальше →